Зов из могилы - Страница 56

Монк серьёзно болен.

Правда, это не делало его менее опасным. Сил у этого человека оставалось ещё достаточно. Я едва за ним поспевал, понимая, что если отстану, то пропаду. Сейчас Монк был моей единственной надеждой. Я плёлся за ним вверх по проходу, устремив взгляд в его широкую спину, утопая в воде, и вдруг свет погас.

Я резко остановился, отгоняя мысль, что это садистский трюк оставить меня здесь медленно умирать. Вскоре свет забрезжил справа. Я двинулся к нему и остановился у расщелины в скале. Хрипы Монка доносились с противоположной стороны, что означало, что он уже туда пролез. Как ему это удалось? Невозможно представить.

Расселина тянулась вверх под острым углом. Я начал протискиваться в неё, стараясь не потерять из виду слабеющий свет. Но он быстро тускнел. И вот наконец наступила темнота, и я больше не слышал шагов Монка. Теперь главное было не останавливаться, не давать страху парализовать тело.

Затем проход, сделав резкий зигзаг, неожиданно расширился, и я увидел впереди свет. А вскоре оказался в небольшой пещере, где меня после кромешной темноты ослепил тусклый, стоящий на полу фонарь. Неподалёку газовый нагреватель с шипением вырабатывал тепло, без которого в этой пещере можно было бы замёрзнуть. Когда мои глаза привыкли к свету, я разглядел на полу сумки, бутылки и банки. Монк присел на смятое одеяло, глядя на меня своими мёртвыми глазами.

В углу, съёжившись под одеялом, лежала Софи. Она тоже смотрела на меня.

— Боже… Дэвид…

Я опустился рядом с ней на колени, и она, дрожа всем телом, обвила руками мою шею.

— Теперь всё будет в порядке, — прошептал я, гладя её волосы.

Видеть Софи живой и, кажется, невредимой было огромным облегчением. Бледная, лицо заплаканное, ссадина по-прежнему багровая, но было в ней что-то не совсем нормальное, на что, переполненный эмоциями, я поначалу не обратил внимания.

— Как хорошо, что он тебя не тронул, — сказал я.

— Пока нет, — отозвалась она.

Что бы там ни было на уме у этого дартмурского маньяка, но по сравнению с другими его жертвами Софи выглядела много лучше.

Правда, пока.

Он наблюдал за нами, свесив с колен свои огромные руки, поцарапанные и в ссадинах. Я поискал впадину у него на лбу, но она сейчас пряталась в тени. Если кое-что подправить, не очень много, то можно было бы писать портрет питекантропа в его пещере.

И болен он был, кажется, серьёзнее, чем я думал. Опущенные в изнеможении массивные плечи, осунувшееся лицо болезненного желтушного оттенка, хриплое дыхание со свистом — всё это свидетельствовало о наличии тяжёлого респираторного заболевания, скорее всего пневмонии. Человек в таких условиях долго не протянет. Но Монк не был нормальным человеком. Так что его болезнь пока ничего не значила. Он пристально смотрел на нас своими тёмными немигающими глазами. Я поёжился под его взглядом.

— Зачем тебе два заложника? Отпусти её.

— Мне вообще не нужны заложники, — ответил он, скривив рот в привычной усмешке. — Думаешь, я тебя не помню? Но теперь ты не такой храбрый, как тогда, правда?

К сожалению, сейчас храбрости во мне было кот наплакал.

— Так зачем ты привёл нас сюда?

— Я привёл её. А ты сам пришёл за мной.

— Но ты нашёл меня. Зачем?

Монк отвернулся, чтобы откашляться, затем оперся о каменную стену. Его дыхание успокоилось, но лёгкие действовали как сломанные кузнечные мехи.

— Спроси её.

Я повернулся к Софи. Она, дрожа, прижалась ко мне.

— Я… мы услышали твой крик. Он донёсся сюда. И я тогда сказала ему, что ты сумеешь помочь.

— В чём помочь?

Софи осторожно посмотрела на Монка.

— Понимаешь, он… он говорит, что не может вспомнить…

— Да, не могу! — неожиданно крикнул Монк так, что чуть не затряслись стены маленькой пещеры. — Стараюсь, но не могу. Хоть убей. Раньше это значения не имело, а теперь имеет.

Монк провёл покрытыми струпьями руками по черепу, на котором уже начала отрастать щетина. Его рот болезненно скривился.

— Мне нужно знать, что я натворил.

* * *

В этой тесной пещере понятия времени не существовало. По пути сюда я сломал часы, разбив стекло, и теперь стрелки застыли между двумя и тремя часами. Неизвестно, дня или ночи. Впрочем, какая разница? Свет от фонаря на полу, сопровождаемый убаюкивающим шипением газового нагревателя, придавал всему окружающему потусторонний вид. Духота не облегчала состояния Монка, но пока ещё было терпимо.

Я сел на ватное одеяло и прислонился к стене. Софи, свернувшись, прижалась ко мне. Монк, похоже, успокоился. Он тихо сидел, опустив голову, и в этой позе казался странно беззащитным. Я подумал, что он заснул.

— Что он имеет в виду? — прошептал я.

Софи молчала.

Я говорил очень тихо, не сводя взгляда с Монка.

— Какая помощь ему нужна?

— Ой, этот свет такой яркий, — простонала Софи. — У меня от него болит голова.

Я изменил позу, чтобы загородить её от фонаря.

— Софи, давай рассказывай. Это важно.

— Он… — проговорила она, массируя виски и с опаской поглядывая на Монка, — говорит, что не может вспомнить ничего об убийстве этих девушек. И не помнит, чтобы где-то их закапывал. Он думал, что я могу ему помочь, потому что говорила насчёт помощи в отыскании захоронений. Но одно дело — стимулировать память, а другое — её вернуть. Тут я бессильна.

Софи тихо заплакала. Я притянул её к себе.

— Пожалуйста, успокойся и продолжай.

Она вытерла глаза.

— Вот почему он копал эти ямки у захоронения Тины Уильямс. Думал, что если найдёт что-нибудь, увидит трупы, это заставит его вспомнить. Поэтому он тогда погнался за нами, увидев меня. Но я… ничем не могу ему помочь.