Зов из могилы - Страница 33


К оглавлению

33

— Я уверена, вы голодны. Не знаю, что у меня есть из продуктов, но, надеюсь, на ужин хватит.

Я улыбнулся:

— Умираю от голода, не ел с утра.

Она попробовала протестовать, но я настоял, что буду готовить ужин. В доме удалось найти чеддер и яйца, из которых получился неплохой омлет. Пока он готовился на старой электрической плите, я поджарил тосты из куска чёрствого хлеба. Масло в холодильнике тоже было.

— Как вкусно пахнет! — Софи с наслаждением втянула воздух.

Но во время еды снова замкнулась в себе и не проронила ни слова. Вскоре она предложила перейти в гостиную.

— Там будет удобнее разговаривать.

Гостиная действительно оказалась уютной. Два больших старых дивана, на полированных половицах мягкий ковёр, дровяная печь. Я не стал возражать, когда Софи взялась растапливать её. Понимал, что она таким образом оттягивает разговор.

Затопив печь, она села на другой диван, лицом ко мне. Нас разделял лишь низкий кофейный столик. В печи трепетал огонь, в комнате запахло дымом и стало тепло. Неожиданно я осознал, что совершенно не знаю эту женщину. И вообще, мы впервые оказались наедине друг с другом.

— Хотите выпить? — спросила Софи. — У меня есть бренди.

— Спасибо, сегодня, пожалуй, воздержусь.

Софи откашлялась и произнесла:

— Я давно хотела сказать вам… ну, насчёт вашей потери. Очень вам сочувствую.

Я кивнул.

— Не знаю, с чего начать, — прошептала она.

— Например, объясните, как вы оказались здесь. Почему сменили профессию психолога-криминалиста на гончара? Это, наверное, было не просто.

Софи вздохнула:

— Да, не просто, но мне надоело постоянно видеть кровь и страдания. А после неудачи с Монком вообще расхотелось работать. В общем, я решила уйти, пока не поздно. Я живу здесь уже пять лет. Гончарное ремесло прежде у меня было просто хобби, а теперь превратилось в профессию. Тем более что мои изделия неплохо продаются. И мне всегда хотелось жить в Дартмуре. В общем, моя новая жизнь началась здесь. Думаю, вы можете это понять.

Я её понимал. И гораздо лучше, чем она полагала.

— Первое, что я сделала, — сожгла все свои записи, — продолжила Софи. — По всем расследованиям, над которыми работала. Кроме одной папки.

— Касающейся Джерома Монка?

— Да. — Она кивнула. — Не знаю, зачем я её сохранила. Может, потому, что поселилась недалеко от тех мест, где всё происходило. — Она замолчала, сжав ладони. Некоторое время тишину нарушал лишь треск поленьев в печи. — Вы за эти годы вспоминали о Монке?

— Нет. Впервые вспомнил о нём, когда он сбежал.

— А я размышляла о нём много. Ведь тогда у нас была прекрасная возможность найти захоронения сестёр Беннетт, а мы ею не воспользовались.

Я вздохнул.

— Мы сделали что могли. Никто не виноват, что так получилось.

— Нам следовало сделать больше! — возразила Софи. — Особенно мне.

— Как выяснилось, Монк вовсе не собирался показывать захоронения. Он намеревался сбежать. И это у него почти получилось.

— Нет. Он хотел сбежать, однако согласился сотрудничать не только поэтому. Помните, какое у него было лицо, когда он увидел захоронение Тины Уильямс? Вряд ли Монк прикидывался. Полагаю, он действительно пытался что-то вспомнить.

Я понимал, что Софи ищет у меня поддержки, и отвечал осторожно, чтобы не обидеть её:

— Джером Монк великолепно знает эти места. Он прятался тут месяцами, пока его не поймали. Если бы он захотел, то легко мог бы привести нас к захоронениям.

— Не обязательно. Я утверждала тогда и повторю сейчас: спустя год отыскать их сложно. Ведь он зарывал трупы ночью. Не исключено, что вспомнить ему мешали какие-то болезненные переживания.

— О каких переживаниях вы говорите? Джером Монк — серийный убийца, хищник. У таких нет совести.

— На каком-то уровне совесть сохраняется у любого социопата. Разумеется, я его ни в коей мере не оправдываю, лишь пытаюсь понять.

— И что?

— Поэтому… я ему писала.

— Монку?

Она упрямо вскинула подбородок.

— Да. Как только поселилась здесь. Я писала ему раз в год, на годовщину убийства Анджелы Карсон. Потому что даты гибели остальных его жертв не определены. В своих письмах я побуждала его вспомнить, где он зарыл трупы сестёр Беннетт. Предлагала помощь.

Я изумлённо смотрел на неё.

— Софи, неужели это правда?

— Он мне не отвечал. А я просила его указать хотя бы какой-нибудь ориентир, намекнуть, где он находится. Писала, что помогу ему вспомнить. Не понимаю, какой вред могли нанести мои письма.

— И вы указывали на конверте адрес?

— Конечно. А иначе как же он мог бы мне ответить?

— В полиции об этом знают?

— Нет. А какое им до этого дело?

— Софи, дверь вашего дома взломана, на вас совершено нападение через день после побега из тюрьмы насильника и убийцы, и вы не сообщили полицейским, что посылали ему письма?

— Вы забыли, в каком состоянии я находилась? — возмутилась она. — И как бы глупо это ни выглядело, но я по крайней мере пыталась хоть что-нибудь сделать. Каждый раз, глядя на торфяник, я думаю о несчастных сёстрах, могилы которых не могут посетить безутешные родители. — Её голос дрожал.

— Но всё равно об этом нужно рассказать полицейским, — мягко произнёс я. — Давайте я позвоню Терри Коннорсу…

— Нет!

— Софи, но вы обязаны это сделать.

Она уставилась на огонь, поблёскивающий в печи, затем повернулась ко мне:

— Хорошо, я расскажу полицейским, но при одном условии: вы мне поможете. Собственно, поэтому я вам тогда и позвонила.

33