Зов из могилы - Страница 26

Ждать «скорую помощь» пришлось минут сорок, и всё это время я не отходил от Софи. Сидел на полу ванной комнаты и разговаривал с ней. Утешал, говорил, что врачи сейчас приедут, что всё будет в порядке. Естественно, я не знал, слышит она меня или нет, но у сознания много уровней, и если Софи не потеряла его совсем, то на каком-то уровне она усваивала мои слова.

Больше, к сожалению, я ничего не мог сделать.

Приехавшие врачи сказали лишь то, что я уже знал. Признаки жизни у Софи пока были стабильными. А вот насколько серьёзная травма головы, выяснится позднее. Полицейские прибыли, когда её спускали вниз по лестнице. Затем женщина-детектив начала задавать вопросы спокойным, ровным голосом. На вопрос, кем я ей прихожусь, пришлось ответить, что мы старые друзья.

До их приезда у меня было время поразмышлять насчёт случившегося. Всё выглядело как ограбление, но странно совпадало со звонком Софи с просьбой о помощи. А перед этим ко мне утром явился Терри Коннорс с новостью о побеге Монка. Дверь в дом Софи сломали, видимо, в тот момент, когда она собиралась на встречу со мной.

После колебаний я выложил это женщине-детективу. Пусть сама решает, как действовать. Разумеется, при упоминании Монка она оживилась и засыпала меня вопросами, на которые я не знал ответов. Пришлось сослаться на Терри Коннорса.

Мне не хотелось вмешивать его, но деваться было некуда. Я чувствовал себя почти преступником, сидя на заднем сиденье полицейского автомобиля, рядом с её напарником, пока детектив кому-то звонила.

Наконец она вернулась.

— Всё в порядке, вы можете идти.

— Он что, не хочет со мной поговорить? — недоумённо спросил я.

— Мы приняли к сведению ваши показания. С вами кто-нибудь свяжется. — Она улыбнулась мне вполне дружелюбно. — Надеюсь, с вашей приятельницей всё будет в порядке.

Я тоже надеялся.

Софи поместили в центральную больницу Эксетера. Восемь лет назад мне довелось работать в местном морге с замечательным доктором Пири. За эти годы больница не очень изменилась. У стойки неотложной помощи дежурила пожилая полная женщина. Вначале я по привычке назвал фамилию Келлер. Такой в базе компьютера не оказалось. А вот Софи Траск действительно поступила примерно час назад в блок интенсивной терапии.

— Как её состояние? — спросил я.

— Она ваша родственница? — хмуро осведомилась дежурная.

— Нет, приятельница.

— Нам позволено сообщать информацию только родственникам.

Я вздохнул.

— Скажите хотя бы, существует ли угроза её жизни.

— Извините, не могу. Позвоните сюда завтра утром.

В расстройстве я вышел на улицу и сел в автомобиль.

Что теперь? Позвонить Терри? Но в этот час он вряд ли сидит в своём кабинете, а номера его мобильника у меня не было. Оставаться здесь тоже не имело смысла. Надо возвращаться домой. До Лондона ехать далеко, а я после завтрака ничего не ел. Пришлось на первой же заправке подкрепиться сандвичем с кофе.

Машин на дороге сейчас было мало. Казалось бы, вот раздолье, так нет, скоро мелкий дождик сменился ливнем, и я был вынужден постоянно тормозить, потому что впереди ничего не было видно. И «дворники» не спасали. Дождь затих, когда я уже двигался по пригородам Лондона. Настроение было скверное, вдобавок разболелась голова.

К дому я свернул уже за полночь. Во всех зданиях на улице окна были тёмные. Соседи спали. Проверив почтовый ящик, я отпёр входную дверь и вошёл. Затем в кухне включил канал новостей, уменьшив звук до минимума.

Ну что? Теперь я дома. Надо бы сразу в постель, но я был слишком возбуждён, чтобы заснуть. Я вытащил из буфета в гостиной бутылку бурбона, причудливой формы, с ковбоем на этикетке. Почти пуста. В начале года я привёз её из поездки в Штаты. Бутылка мне понадобилась, потому что дело, которым я собирался заняться, требовало выпивки.

Я налил себе приличную порцию. Напиток был резким и мягким одновременно и действовал замечательно. С бокалом в руке я прошёл в конец коридора и открыл там дверь. Эта комната считалась третьей спальней, но была такая маленькая, что едва вместила бы кровать. Так что я использовал её как чулан.

Там стоял стеллаж, заставленный разнокалиберными картонными коробками. В некоторых хранилось моё прошлое.

После гибели жены и дочери я пытался убежать от своей прежней жизни. Порвал отношения с друзьями и коллегами, продал и раздал часть вещей. Но от некоторых избавиться не решился, сложил их здесь, в кладовке, и постарался забыть. Это были фотографии, записные книжки, разные бумаги.

Я налил себе бурбона и поставил бокал на полку. Коробки, где я хранил свои рабочие записи, были надписаны. Это помогало, но всё равно, прежде чем найти нужную, я изрядно повозился. Затем отнёс коробку в гостиную, поставил на кофейный столик и открыл. На меня пахнуло запахом старых бумаг. Я перебрал папки и быстро нашёл относящиеся к делу Монка. Их было несколько, перетянутых толстой резинкой, которая разорвалась, как только я к ней прикоснулся. Я вспомнил, как покупал папки, в каком магазине.

В первой лежала пачка дискет, снабжённых этикетками. Но дискеты к современным компьютерам не подходили. В других хранились фотографии, сделанные в палатке над захоронением Тины Уильямс. Я быстро перебрал их и отложил. Занялся записями.

Значительную часть составляли распечатки, но попадались и сделанные от руки. Почерк, несомненно, был мой, но я его не узнавал. Он изменился. Человек, это писавший, перестал существовать.

На одном листке было пятно, при виде которого у меня перехватило дыхание.